Священник Виктор Григоренко, настоятель Сергиевского храма (г. Сергиев Посад)

После революции 1917 года в Москве существовало несколько ярких по своей деятельности приходов. Самые знаменитые из них сложились вокруг отца Алексия Мечева, а после его смерти – его сына, отца Сергия Мечева, настоятелей церкви святителя Николая в Клённиках на Маросейке. Вторая община сформировалась в церкви св. Кира и Иоанна на Сербском подворье, где служил отец Серафим (в миру – Сергей Михайлович Битюков).

Об отце Серафиме мы узнаем в основном из воспоминаний его духовных детей. В данном докладе использованы воспоминания Веры Яковлевны Василевской, ее двоюродной сестры Елены Семеновны (матери о. Александра Меня), Веры Алексеевны Корнеевой, Марии Витальевны Тепниной.

Несомненно, важную роль играет такой источник, как следственное дело Сергея Михайловича Битюкова (ОГПУ П-37387), материалы которого были неизвестны до настоящего времени. Прошу учесть то, что данная тема системно не исследовалась и цель данного доклада — это лишь первая попытка обобщить и проанализировать разрозненные данные, полученные из различных источников, сопоставив их с архивными документами, и, в первую очередь, со следственным делом 1927 г.

Из-за недостаточности сведений существуют неясности даже с фамилией о. Серафима. О. Александр Мень пишет, что настоящая его фамилия – Батюков, но впоследствии эту фамилию стали произносить как Битюгов или Битюков, чему он не противился из соображений конспирации.[1] В то же время, в следственном деле везде фигурирует личная подпись архимандрита Серафима с написанием фамилии «Битюков»[2], из чего следует, что именно такой она и была. В дальнейшем можно предположить, что действительно в целях конспирации или по ошибке буква «и» была исправлена на «а».

О жизни о. Серафима до рукоположения известно немногое. Согласно следственному делу, он родился в семье мещан города Москвы 15 марта 1878 г.[3], а не в 1880 г., как принято считать[4]. У него был брат Леонид и сестры Антонина и Анна.

Вера Яковлевна Василевская пишет в своих воспоминаниях: «Батюшка рассказал мне кое-что из своей жизни. Отец его был суровым человеком и был далек от своих детей. Мать, напротив, была добрая и чуткая женщина. Понимая устроение своего сына, она, еще когда он был ребенком, говорила … его сестрам: «Уйдет от нас Сергий в монахи!»[5] Видимо, уже с детства он почувствовал свое призвание к церковному служению, как отмечает о. Александр.[6]

Впоследствии он закончил 4 класса Александровского Коммерческого училища, но в 1894 г «вышел» из него, «по неуспешности», как сказано в деле.[7]

 До 1921 года он служил конторщиком, бухгалтером, а потом и заведующим конторой в Товариществе Озёрской мануфактуры Моргунова и Щербаковых, а с 1920 г. – в библиотеке Румянцевского  музея.[8] Вера Яковлевна пишет, что в молодости батюшка сотрудничал в журналах, и в последующие годы также продолжал писать.[9] По словам

о. Александра, в то же время он посещал Оптину пустынь, слушал лекции в Московской духовной академии, изучал богословие и святоотеческую литературу.[10]

Сергей Михайлович был рукоположен в 1919 году, и несколько месяцев служил в храме Воскресения в Сокольниках. Из воспоминаний отца Александра Меня известно, что в 1920 г. о. Сергий был вызван Патриархом Тихоном и назначен в церковь святых бессребреников и мучеников Кира и Иоанна. Эта дата подтверждается записью в анкете следственного дела: с марта 1920 года он являлся священником церкви св. Кира и Иоанна.[11] Отец Александр также пишет, что в 1922 г. он принял монашество с именем Серафим, а в конце 1926 года был возведен в сан архимандрита[12], о чем свидетельствует и Мария Витальевна Тепнина.[13]

Будучи рукоположенным в безбожное время, архимандрит Серафим отличался приверженностью взглядам патриарха Тихона и его сторонников, полностью осознавая ответственность за сохранение православной Церкви.

В своей пастырской деятельности отец Серафим, как и отцы Мечевы, руководствовался советами Оптинского старца Нектария, который в то время уже уехал из разоренной Пустыни. Кроме того, его наставником был старец Зосима (в схиме Захария), приехавший в Москву из закрытой Троице-Сергиевой Лавры.

О служении в храме святых Кира и Иоанна на Солянке мы узнаем из воспоминаний прихожан:

 «…Службы были такие, что, действительно, стоишь и не знаешь где ты, на земле или на небе», — писала Мария Витальевна Тепнина.[14]

Вера Алексеевна Корнеева вспоминала:  «Так как этот храм не был приходским – это бывшее «Сербское подворье» — там царили особые порядки, которые установил о. Серафим. Служба была, как в монастырях, без всяких сокращений, много времени уходило на исповедь, а народу все прибывало. Батюшка относился к храму и богослужению с великим благоговением, для него это был Дом Божий не на словах, а на деле. Такого же отношения требовал от всех, начиная с алтаря и певчих. Не допускал никакого шума, никаких разговоров и толкучки … не ощущалась разница между своими и пришлыми. Все требы совершались бесплатно по настоянию батюшки, т.к. это был храм «бессребреников» … батюшка так любил церковную службу, так умел сделать ее торжественной и доходчивой, что заражал этим и певчих и народ».[15]

Вера Яковлевна Василевская пишет о своем пребывании в доме, где отец Серафим тайно служил более 10 лет[16]: «Домик, в котором жил батюшка, снаружи, как и в прошлый раз, выглядел заброшенным и необитаемым. Внутри же он был полон людей, собравшихся встретить Светлый праздник вместе с батюшкой в этом маленьком, запертом со всех сторон домике, как прежде встречали его в храме … Я не знала никого из присутствующих, кроме хозяев дома. Немного спустя, батюшка позвал меня к себе в комнату. «Чувствуйте себя так, как среди самых близких людей, — сказал он…»[17]

Серьезное влияние на формирование взглядов архимандрита Серафима оказали ныне причисленные к лику святых новомученики и исповедники архиепископ Афанасий (Сахаров), епископ Богородский Платон (Руднев), профессор Московской духовной академии Иван Васильевич Попов, священник Роман Медведь. В показаниях следственного дела архимандрит Серафим упоминает, что он участвовал в  миссионерских беседах, проводимых священномучеником Романом Медведем после богослужения[18], что свидетельствует о его проповеднической деятельности в трудное для церкви время.

Будучи еще молодым человеком, он не раз бывал в Оптиной пустыни, что говорит о его давней духовной связи с ней и ее старцами. И это роднит его с Маросейскими отцами. Кроме того, согласно показаниям от 31.07.25, он также в 1922 г. и в 1924 г. посетил «Серафимовскую (Саровскую) пустынь и Дивеевский монастырь»[19]. Эти святые места он благословлял посещать и своих духовных детей, например, Веру Яковлевну Василевскую, о чем она упоминает в своих воспоминаниях.[20]

28 апреля 1925 года отец Серафим был арестован на квартире где жил по адресу: Яузский мост, Успенский переулок, д. 1 кв. 8, по обвинению в антисоветской деятельности, предусмотренном статьей 73 УК РСФСР.[21] (уст. вст. Таким образом не подтверждается версия об связи его ареста с изъятием церковных ценностей, о чем пишут Вера Алексеевна Корнеева и отец Александр Мень[22] ).

Отец Серафим содержался под арестом до 29 июля 1925 года. Приводим постановление из архивного дела ОГПУ П-37387 о продлении срока содержания под стражей до 29 августа 1925 года[23]:

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

Я, уполномоченный 6-го отделения СООГПУ Казанский А.В., рассмотрел следственное производство по делу № 1968 на граждан: Ставровскую Александру Васильевну, дочь капитана, 52 лет, по профессии канцеляристку, Криволуцкого, Владимира Владимировича, бывшего офицера, дворянина, 37 лет, по профессии военного, по роду занятий попа, и Битюкова Сергея Михайловича, происходящего из мещан г. Москвы, по профессии бухгалтера, бывшего в одно время управляющим Озерской мануфактуры, в настоящее время попа. Все перечисленные лица находятся в Бутырской тюрьме, будучи арестованными 28 апреля 1925 года.

По рассмотрении нашел, что дело возникло на основании поступивших в 6-е отделение СООПГУ сведений, что все перечисленные лица ведут в своей церкви, членами которой состоят, антисоветскую агитацию и пропаганду, в направлении, предусмотренном статьей 73 Уг.К.

Ввиду незаконченности следствия, 29 июня сего года было возбуждено ходатайство пред президиумом ВЦиК о продлении срока содержания под стражей вплоть до 29 июля с.г.

Однако в означенный срок дела следствием закончить не удалось, так как в самое последнее время обвиняемые дали показания, дающие основание подозревать, что они являлись членами антисоветской группировки, имевшей регулярные собрания, проходившие по определенному плану и касавшиеся политической жизни СССР, причем отдельные члены этой группировки связались с сербами.

На основании вышеизложенного постановил:

войти с ходатайством пред Президиумом ВЦиК о продлении срока содержания под стражей всех перечисленных выше лиц по 29 августа сего года.

                                             Уполномоченный 6-го отделения СООГПУ

                                                                                          Казанский

Однако ходатайство удовлетворено не было, и окончательного решения в деле не было. Отца Серафима отпустили…

Декларацию 1927 г. митрополита Сергия он не принял и ушел в «катакомбы», наряду со многими своими собратьями.

С 1927 г. по 1930-й он скрывался на Шереметьевской, по Савеловской дороге, затем он некоторое время жил у супругов Фуделей в Загорске. О. Александр Мень вспоминает: «Я запомнил общение с ним, исповедь у него, комнату во всех подробностях. Это происходило на квартире у Сергея Иосифовича Фуделя (… сына священника Иосифа Фуделя)».[24] После этого он жил в затворе у дивеевской монахини Ксении Гришановой на улице Пархоменко, дом 26 в Загорске.

В этом самом доме с ним первые встретилась Вера Яковлевна Василевская, в своих воспоминаниях она подробно описывает свою встречу со своим духовником. Когда она рассказала ему о себе, ей показалось, что с нее спали цепи, которые тяготили ее в течение многих лет. Когда же он стал говорить сам, она была поражена, откуда он знает отдельные подробности ее жизни, о которых она не говорила: о родителях, об их взаимоотношениях и о многом другом[25]. «Удивительное понимание чужой души было у батюшки не только чуткостью душевной, но и духовным дарованием»[26], — пишет она.  (уст. вст. то же самое дарование мы наблюдаем у о. Александра Меня).

Благодаря Вере Яковлевне, с отцом Серафимом познакомилась и Елена Семеновна Мень. Таким образом, семья Мень стала духовно окормляться у архимандрита Серафима. Как пишет Вера Яковлевна,  «благодатная сила его благословения была так велика, что покоряла себе душу каждого человека, с которым он встречался» [27] … Его руководство все более охватывало всю жизнь внешнюю и внутреннюю …[28]

Вопрос о крещении Алика был решен задолго до его рождения по указанию и благословению о. Серафима…После рождения Алика батюшка прислал письмо, в котором давал Леночке указание о том, чтобы во время кормления ребенка она непременно читала три раза «Отче наш», три раза «Богородицу и один раз «Верую». Так, он считал необходимым начинать духовное воспитание с самого рождения.[29] Таинство крещения восьмимесячного Александра и Елены Семеновны было назначено на 3 сентября 1935 года. (уст. вст. Одна из матушек, бывавших в этом доме рассказывала мне о том, что бочка, в которой был крещен Александр, долгое время сохранялась).

Елена и Вера регулярно ездили из Москвы к отцу Серафиму, а впоследствии Елена Семеновна с Александром и младшим сыном временно поселилась в Загорске.

Вплоть до своей кончины Отец Серафим очень заботился о том, чтобы мальчик был воспитан должным образом. Так, Вера Яковлевна пишет о том, что о. Серафим часто давал ей различные советы.[30]  Об Алике, которому тогда было полтора года, отец Серафим говорил: «Он большим человеком будет … в нем осуществятся все наши чаяния».[31]

«Помимо своих духовных занятий, старческого руководства, пастырских и богословских литературных трудов, батюшка в своем уединении принимал активное участие в жизни Церкви, встречался со многими из своих единомышленников среди церковных деятелей и вел постоянную переписку … Он следил за текущими событиями и переживал все со всеми»,[32] — пишет Вера Яковлевна  Он «никогда не отказывал в помощи, хотя бы заочной, и тем людям, которых он лично не знал».[33] «Приходилось удивляться широте его сердца. Он, кажется, готов был принять всех».[34]

 «Свободное время батюшка проводил в своем маленьком садике, позади дома, окруженном высоким забором. Он любил сам пересаживать молодые деревца, ухаживать за цветами … В праздничные дни, когда за столом у батюшки собиралось довольно много гостей, он бывал таким веселым и приветливым шутил и радовался маленьким радостям своих духовных детей, так что все чувствовали себя совсем свободно и непринужденно. Казалось почти несущественным, что каждый незнакомый стук в дверь, каждый случайно зашедший человек, будь то почтальон или кто-нибудь другой, могли нарушить покой маленького домика, и его хозяин должен был скрываться. Подобные инциденты бывали довольно часто. Это знали и чувствовали все, но страха не было. Находясь возле батюшки, каждый чувствовал над собою Покров Божией Матери и ничего не боялся».[35]

Во время войны отец Серафим не мог постоянно оставаться в одном месте, так как чаще проверяли состав населения и документы, и вынужден был время от времени уходить из дома и жить у других своих духовных детей.[36] Летом 1941 года здоровье отца Серафима ухудшилось. Зимой он практически не вставал с постели. Серьезность своей болезни он скрывал от близких и с мужеством и смирением переносил страдания. Перед смертью отец Серафим часто причащался Святых Христовых Тайн. 17 февраля 1942 года архимандрит Серафим Битюков скончался. 19 февраля он был погребен в подполе, под тем местом, где находился алтарь.[37]

Год спустя, когда ОГПУ возбудило дело «Антисоветское церковное подполье», его нетленное (по словам очевидцев) тело было извлечено чекистами, о чем свидетельствует следственное фото.[38] Мария Сергеевна Желнавакова пишет: «Тело его отвезли на вскрытие, выкопав из могилы, которая была под домом, в котором он жил, а потом его закопали власти в братской (общей) могиле на кладбище».[39] После этого его тело было перезахоронено еще раз на Загорском кладбище, и впоследствии рядом с ним были погребены верные ему монахини Сусанна (Ксения Ивановна Гришанова), Синклектикия), Досифея.

В своем докладе «О канонизации святых в Русской Православной Церкви» на Поместном Соборе 1988 года митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий, председатель Синодальной комиссии по канонизации обозначил суть подвига исповедников: «К этой же категории христианских святых надо отнести и «исповедников» — людей, претерпевших за Христа истязания, пытки или заключение и ссылку, но не пострадавших как мученики». Говоря об основаниях для причисления к лику святых, митрополит Ювеналий в этом же докладе напоминает: «Поскольку церковная память – это народная память, то часто именно она давала материал для канонизации сего подвижника. При этом многочисленные свидетельства о таких святых порою изобиловали большим числом повествований о чудесах, ими совершенных».[40]

Отец Александр Мень пишет об отце Серафиме Битюкове, что он был «подлинным продолжателем традиций старчества. Его подход к людям был всегда глубоко индивидуальным. С каждым человеком он беседовал отдельно, и его советы относились только данному человеку (он нередко даже запрещал передавать их другим). Главное свое призвание он видел в том, чтобы быть пастырем, кормчим душ и «оберегать чистоту Православия».[41]

Думаю, что вопрос канонизации  архимандрита Серафима Битюкова, многих его сподвижников и духовных детей – это дело времени. Сегодня же можно смело утверждать, что на основании фактов из жизни этих исповедников Христовых и народной памяти, они этого достойны.

Назад